«Облепили греки берега Черного моря, как лягушки болото", - ехидничал еще до нашей эры, тогда вовсе не древний географ Страбон.
"А мы налетели на Грецию, как саранча на колхозные поля", - умничала этим летом библиотекарь Марина Андреевна, наблюдая за соотечественниками в ресторане отеля "Кассандра".
Тип питания "все включено" не только наглядно подтверждал слова чеховского грека-кондитера Харлампия Спиридоновича Дымбы, что «в Греции все есть!», но и включал смекалку, - раз за это "все " заплачено и не в гривнах, а в звездных евро, то это "все" нужно постараться съесть за первые два дня, чтобы в оставшиеся пять питаться на любимую "халяву". Хрестоматийное "в Греции все есть!" на глазах трансформировалось в инструкции: «есть и пить в Греции нужно все - и в себя и в не себя» и «за того парня».
В первый же ужин Марина Андреевна убедилась в том, что Греция точно - родина Свободы и Демократии. Море, солнце, а, главное, питание, как из рога изобилия, до неузнаваемости преобразили ее собственного мужа. На ломаном греческом языке Леонид Романович скромно заказал рюмку бренди "Метакса". Греческий звучал увереннее, и при повторении заказа к рюмке бренди добавился бокал вина и бутылочка пива. Пятое повторение заказа он произнес на чистом греческом языке. Неприметный скромный доцент Львовского политеха исчез навсегда: перед Мариной Андреевной восседал счастливый, раскованный, уверенный в своих возможностях европеец! Древние греки убеждали, что свободный человек не только развит умственно и физически, но и полон патриотизма. Леонид Романович, стоя под пальмой с коктейлем "Мохито" в руке, вживаясь в образ спартанского царя Леонида, пламенно скандировал девиз современной Греции - "Свобода или смерть!". Удивленная публика могла бы услышать украинский народный хит "Роспрягайте, хлопцi, коней" и удивиться еще больше, если бы жена с почетом не доставила героя в номер.
Номер в сравнении с однокомнатной квартирой в львовской "хрущевке" был шикарным: кондиционер, телевизор с плоским экраном, джакузи и даже бар с неведомыми напитками. Мечтатель-утопист Никита Хрущев, обнадежив советских людей скорым коммунизмом, и не предполагал, что для Марины Андреевны и Леонида Романовича его обещания сбудутся через пятьдесят лет в Греции.
Счастливый Леня царственно храпел на удобной широкой кровати, успев дважды повторить тринадцатый подвиг Геракла. Таких надежд на Грецию Марина Андреевна даже не возлагала и, нежась в джакузи, думала: "Хорошо, что в Греции все есть и даже больше".
Мечта отдохнуть в Греции залетела к супругам случайно два года назад. Александра, коллега Марины Андреевны, девушка в возрасте, отдыхая на греческом острове, похорошела до такой степени, что в нее умудрился влюбиться настоящий грек. Алечка, напрочь забыв о профессиональных обязанностях, весь рабочий день проводила в интернете, общаясь с любимым Никосом, ласково называя его Коленькой. Вся библиотека слушала рассказы о теплом, как парное молоко, море, о волшебных греческих напевах в тавернах, о морепродуктах и об яхте Никоса.
Александра советовала Марине Андреевне немедленно плюнуть на все и всех и, хотя бы на неделю, махнуть из дождливого Львова в солнечную Элладу.
Марина Андреевна родилась и выросла в Одессе. Речи Алечки воспринимала скептически, потому что знала истину: никакие моря и океаны мира не могут сравниться с ее родным Черным морем, особенно в районе Одессы.
"Ах, Одесса, жемчужина у моря!" - пела Марина Андреевна, и все понимали, что у нее хорошее настроение.
"Самое синее в мире Черное море мое", - мурлыкала она, когда грустила.
А если исполнялась песня про одессита-Мишку, то Марине было совсем худо.
"Ты одессит, Мишка, а это значит, что не страшны тебе ни горе, ни беда. Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет, и не теряет бодрость духа никогда!".
И откуда-то появлялись силы и спасительное чувство юмора. Выйдя замуж за львовянина, Марина скучала, как она говорила "за Одессой". Часто ездила к маме. Отца-моряка она не помнила: он погиб в море, когда ей было всего пять лет. Черное море стало его вечным пристанищем. Мать, замученная работой, рано превратилась в ворчливую старуху. Марину, оправдывая ее морское имя, воспитывало море, а, значит, отец.
Ненадолго отплывая подальше от своей шумной дворовой компании, Марина разговаривала с морем, как с отцом, советуясь с ним во всем. Муж море любил, но не любил тещу, и на "тещином" море отдыхать не желал.
Теперь Марина видела море два раза в году, когда привозила дочь на лето к маме и когда забирала.
Двадцать лет назад мамы не стало. Ехать было не к кому.
"Да, за двадцать лет ваше море превратилось в мутную лужу!" - твердила Алечка. - "Если ехать к морю, то только в Грецию!".
Зимой Александра явилась на работу в умопомрачительной шубе, купленной со скидкой в Греции за полцены. Никогда у Марины Андреевны не было такой шубы, ни такой и никакой.
Решение ехать в Грецию было принято окончательно и бесповоротно.
"Отдохнете там хоть раз в жизни по-человечески и шубу купите. У каждой женщины должно быть не только маленькое черное платье, но и шикарная греческая шуба", - агитировала Алечка.
"В Грецию! За шубой!" - решилась Марина Андреевна и начала активную подготовку к поездке.
О Греции и греках было прочитано все: от "Истории" Геродота до трудов профессора Лосева.
«Илиаду» и «Одиссею» цитировали муж, дочь и внуки. Незаметно для себя супруги стали грекоманами. Марина Андреевна во всем видела греческий след. Развалины древнегреческого Херсонеса на украинской гривне вдохновляли ее на целую лекцию о влиянии греческих полисов Тиры, Ольвии, Пантикопея на украинскую культуру. Оказалось, что родная Одесса тоже родилась от греческой колонии прямо под Приморским бульваром. Украинцы, по глубокому убеждению Марии Андреевны, - прямые потомки древних греков, поэтому так любят гречневую кашу, грецкие орехи и политику. Сажая внука на горшок, "гречанка" утверждала, что и это удобное изобретение принадлежит грекам.
"Мама, Вы с папой ноги протянете из-за этой Греции, сами в гречку превратитесь - одной кашей второй год питаетесь, - или с ума сойдете. Согласна, Греция - родина Театра и Олимпийских Игр, но причем тут ночной горшок?" - осторожно возражала дочь.
Марина Андреевна, капризно поджав губы, поясняла:
"Много веков тому назад до нашей эры был греческий полис Сибарис. Горожане жили в роскоши, вкусно ели и сладко спали. Они даже запретили держать в городе петухов: вдруг те своими криками по утрам помешают им дрыхнуть до обеда. Пиры затягивались на несколько дней и, чтобы не отвлекаться и не пропустить самое важное, нужду справляли, не выходя из-за стола в специальные горшки под сидением. До сих пор изнеженных и ленивых называют сибаритами, а их изобретением пользуется мой внук».
«Вы и детей наших заразили. Вчера Леночка утром проснулась и говорит: "Калимэра", а вечером перед сном "Калинихта". А я Игоречка спрашиваю: "Будешь супчик кушать?". А он в ответ: "Охи, охи, охи!". Я только позже поняла, что это не вздохи, это он по-гречески "нет" говорит. Мама, оставили бы вы эту затею. Тем более в Греции кризис. Поезжайте в Турцию, там и дешевле, а вместо шубы по дубленке себе купите".
"Наследие, оставленное Греции древними греками, выведет страну из любого кризиса, - встав в позу Демосфена, гордо парировала Марина Андреевна. - Какая Турция? Только в Греции сохранился дух свободы. Только греки способны сказать "охи" агрессорам! А современные достижения на что? Можно устроить лазерное шоу на Олимпе с появлением Зевса и двенадцати главных богов, или в Дельфах лазером писать прямо на небе ответ оракула желающим за сто евро. Через год слово кризис исчезнет из лексикона греков!".
"Мама, тебя срочно нужно избрать депутатом в греческий парламент!".
«Нэ! - по-гречески задумчиво отвечала Марина Андреевна. – Да, было бы неплохо хотя бы постоять у стен парламента и полюбоваться на смену почетного караула у могилы Неизвестного Солдата. На танцующих эвзонов. А ты, знаешь, дорогая, что на стене мемориала упоминается и моя родная Одесса?!".
Эгейское море покорило сердце Марины Андреевны с первого заплыва. Оно растворило целые десятилетия ее жизни. Она ныряла, любовалась морским дном, сквозь толщу воды похожим на поверхность луны. Муж волновался, высматривая ее далеко за буйками. Она разговаривала с морем и с отцом. В душу вернулась беззаботная радость детства. Два черных камня на дне моря напоминали ей печальные глаза отчаявшегося Эгея. Такие же глаза были и у ее отца. Муж с удивлением наблюдал, как стаи рыбок сопровождали жену в ее заплывах. Он присоединился к ней, и они плавали вместе с рыбками, как в огромном аквариуме.
"Почему рыбки плывут только за тобой? Не пойму", - недоумевал Леонид Романович.
"А я подкармливаю их булочками, тихонько выношу их из ресторана для рыбок. Мы в детстве с пацанами всегда так делали, кормили рыбок, только не булочками, а бубликами. Ведь летом мы с утра до ночи торчали на пляже, на обед домой никогда не ходили, ждали Жорика-грека. Он приносил бублики. Длинноволосый, похожий на Посейдона, сорокалетний мужчина торговал свежими бубликами по пять копеек за штуку без выходных. Он ходил по пляжу со связкой бубликов на шее и пел одну и ту же песню про Одессу. Мы иногда подпевали ему на разные голоса, за это он угощал нас ими бесплатно. Пацаны сделали самодельное сито и просеивали на пляже песок».
"Зачем?" - удивился муж.
«Из песка можно было высеять мелкие монетки по десять и пятнадцать копеек и даже рубли. Сумма набегала немалая. На эти деньги мы покупали у Грека всю связку и наедались от пуза, и рыбки тоже. Вкуснее этих бубликов я никогда ничего не ела! Эх, жаль, что в Греции таких не выпекают! А песню Жорика-грека я помню до сих пор, хоть и прошло уже больше сорока лет».
Марина запела помолодевшим голосом:
"Виднеются в тумане огоньки,
И в море мы уходим утром рано
Поговорим о берегах твоих.
О, милая, моя Одесса-мама!
Здесь звездочки хватали мы с небес.
Одесса гениальна - всем известно!
Утесов Леня - парень молодец!
И Вера Ибнер тоже из Одессы,
Багрицкий Эдуард был одессит,
И здесь же он слагал стихотворенья.
А Саша Пушкин тем и знаменит,
Что здесь он вспомнил чудное мгновенье!
Здесь мне знакомо каждое окно,
Здесь девушки хорошие такие.
Одесса! Мне не пить твое вино
И не утюжить клешем мостовые!
Последний куплет мы пели хором:
Одесса! Мой единственный маяк!
Мне без тебя так грустно, безотрадно!
О, милый образ, мамочка моя,
Одесса! Ты верни меня обратно.
"Эх, жаль, что в Греции нет таких бубликов! - опять вздохнула Марина Андреевна. - Ленчик! А давай послезавтра поедем в Афины? Ну что мы, ослы с тобой, что ли?".
"А шуба? Эта экскурсия полшубы будет стоить! И причем тут ослы?".
«Древние афиняне так думали: «Если ты был в Греции и не посетил Афины, значит, ты осел!».
Леониду Романовичу ослом стать не хотелось. Полшубы за Афины, с заездом в "Метеоры" были заплачены. Ехали на втором этаже автобуса целую ночь.
«Ленчик? Ты почему не спишь?» - удивилась Марина Андреевна.
"Я восхищаюсь дорогой. Жаль, что у нас в Украине нет таких автобанов. По такой дороге можно ехать хоть до Португалии".
Акрополь и парламент, древний театр и стадионы, несмотря на жару, были тщательно осмотрены и сфотографированы.
"Купим тебе полушубок, Мариночка, это практичнее. В нем ты будешь элегантнее Алечки".
«Ленчик! - заглядывая в глаза мужу, вкрадчиво зашептала Марина, - а ну его, этот полушубок. Давай съездим еще в столицу Македонии Салоники? Это совсем близко. Посмотрим на памятник Аристотелю, потрем ему большой палец левой ноги и станем в сто раз умнее. Дураками, что ли, оставаться?».
Дураком оставаться Леонид Романович тоже не захотел. И еще полшубы были заплачены за поездку и потрачены на подарки внукам. Оказалось, что Салоники - родина Кирилла и Мефодия. Ведь это они научили славян писать, придумав азбуку. Салоники еще и место гибели святого Дмитрия Салунского. В Салониках Марина Андреевна поняла: как же долго топтали бедную Грецию завоеватели.
«Остался от шубы только шерсти клок. Сто евро – на, спрячь, купишь себе во Львове красивое платье! А до отъезда десять минут».
"Ленчик, ты иди к автобусу, а я еще Белую башню сфотографирую".
У подножья башни Марина Андреевна заметила длинноволосого, древнего, как Салоники, неопрятного старика. Он спал, прислонившись к стене. Рядом лежала картонка, на которой от руки было написано: "Бублики от дяди Жоры с города Одессы". Рядом с картонкой на блюде лежали бублики. Марина Андреевна тихонько запела:
"Одесса! Мой единственный маяк, мне без тебя так грустно,
безотрадно".
Из закрытых глаз старика потекли слезы.
"О милый образ, мамочка моя", - старец открыл глаза и прошептал:
"Одесса! Ты верни меня обратно",- взял два бублика и протянул их Марине Андреевне.
Марина, не сдерживая слез, положила на блюдо сто евро со словами:
"Завтра, дядя Жора, сделай себе наконец выходной, ты его заслужил! Ведь ты в Греции,где есть все!"